Итак

Последние несколько дней я провела, погруженная в одно весьма увлекательное занятие: подведение итогов.

Передаю дела по всем своим проектам и клиентам менеджерам другим. Чтобы уйти. А так как уйти хочется хорошо, порядок в делах и мыслях приходится наводить нешуточный.

Впереди – такие же несколько дней порядко-наведения в своей не новой съемной квартире, последние пять лет в которой я делала все возможное, чтобы создать там свой уют и свой промежуточный дом. Промежуточный, потому что он находится где-то между домами одной семьи моей, которая создала меня и другой, которую, верю, создам я сама.

Кажется, что и сама жизнь в этом промежуточном доме -- непрекращающееся движение "от" и "к"...

Когда-то вместе с моей родной с первого университетского курса подружкой Жекой мы даже придумали понятие «жизни на третьей полке». Так называли все эти дни в промежутках между провожаниями и встречами на вокзальных перронах. Тогда мы ездили домой. Слово "дом" в свои периоды значило разное: новогодние каникулы с ломящимися вкусностями столами, стрижки на мамины деньги в весомо отличающихся от киевских по цене провинциальных парикмахерских, редкие сладкие свидания с нашими «парнями на расстоянии», после чего приезжали в Киев с раскрасневшимися от поцелуев на ветру губами. Домой можно было уехать болеть и выздоравливать, сбегать в тяжелые дни затянувшейся девчачьей депрессии в период между «мы расстались» и «мы снова вместе», дома можно было снова верить в то, что ты самая-самая, а впереди ждет только светлое будущее.

В поездах мы писали полные философского содержания записи в своих дневниках, зубрили конспекты перед сессией и часами полушепотом по мобильному в спящих плацкартах обменивались словами любви и нежности со своими принцами.

Тогда мы могли жить неделю, а то и больше на последние несколько гривен, улыбаясь купленному загодя билету домой и отложенными копейками на постель в поезде. Мы приходили в университетский буфет и пытались торговаться с продавщицей в чепчике, натянутом на аккуратные кудри на советский манер,: « А вы нам отдадите бесплатно все эклеры, если мы сможем съесть целый поднос сразу?»

Я помню, как Женька жевала переданный мне мамой изюм, подпрыгивая вместе со мной в трясущейся на киевских дорогах родной 401-й маршрутке по пути на вокзал. Изюм я тогда не любила и дико радовалась тому, что могу порадовать им Жеку.

Сегодня Жеку я вижу редко и, пожалуй, совсем не радую. Мы как-то так разошлись по своим уже более оседлым жизням, где романтика полуголодных студенческих лет перестала быть главной объединяющей силой, а кастрюлька сваренной на ужин гречки с граммами квашенной капусты вприкуску к ней не дает более того безупречного влюбленного и полного неизвестности юного счастья.

Сегодня «я» и «моя жизнь», что бы это не значило, стали понятиями решающими и часто застилающими глаза непобедимой тупой гордостью.

Мне до сих пор грустно от того, как в лице Жеки в моей жизни стало на оного близкого человека меньше.

Вернемся к порядкам.

Пять лет. Одна большая комната с балконом и продуваемыми в совсем ветреные зимние дни окнами. Синие стены кухни, туалета и ванной. Обклеенные фотографиями и вырезками из журналов стены. Расставленные по углам в лучших традициях фен-шуй статуэтки «для любви» и «карьерного роста».

Пять лет. Одна большая любовь, несколько других влюбленностей поменьше и не всерьез. Много слез. Много улыбок. Ссор. Объятий. Поцелуев. Танцев посреди ночи и подушечных боев. Студенческих посиделок и откровенных девчачьих заседаний долгими часами за кухонным столом.

Первый раз, первый мужчина. Первая работа. Потери. Открытия. Спрятанные в далекие шкафы конспекты на случай «вдруг пригодятся».

Мне 24.

Последние года два я задавала много вопросов. Те, кто меня знают хорошо, не удивятся сему факту. Я вообще человек большого количества вопросов. Но за последние 365 дней, помноженные на два, объем вопросов был велик даже для меня, а их содержание давалось с большим трудом.

О жизни, о смерти, о потерях, о смысле, о себе, о составляющих себя, о творчестве и предназначении, о пути и полезности, о любви во всех ее проявлениях. О дружбе, об истинности, о поиске, о незнании и знании.

Я задавала их себе, близким друзьям, случайным знакомым, учителям йоги и тай-чи, книгам, статьям в Интернете, звездам в небе, иконам в церквях, листьям на деревьях, молчаливым глазам бродячих собак.

Мне 24.

Я не знаю, что хочу делать со своей жизнью и как хочу ее жить, кроме того, что хочу любить всех и себя, нести людям добро и свет, и это не всегда у меня получается.

Я знаю только, что хочу делать хорошо то, что делаю. Я знаю, что хочу узнавать и быть смелой. Что хочу доверять этому миру и себе самой. Я знаю, что хочу быть верной своей мечте и своей душе. Вот только я еще не научились слышать голос своих ни души, ни мечты.

Еще я знаю, что чем больше вопросов задаю себе, тем путаней становится путь. Мудрые говорят, что так и должно быть. :-)

В марте этого года у меня умер друг. Мой очень близкий друг. Ему было 27. Рак обнаружили слишком поздно. Ему не хватило времени. Я думала, что после этого что-то обязательно пойму про жизнь, что-то важное о ней почувствую, что все поменяю. Не поняла...Кроме мании бояться всех возможных болячек у меня мало что прибавилось. Да, еще, может понимание того, как надо ценить людей рядом, но в частые полные суеты рабочие будни очень быстро это знание теряется опять.

Навожу порядки, чтобы идти дальше.

1-го ноября вместе с Максимом мы отправляемся в новый для нас обоих путь. В планах – ехать на восток. Оставить на время землю родную и открыть себя навстречу огромному и полному чудес миру. Все выше изложенные мысли были попыткой объяснить жаждущим понимать, почему я вдруг решилась на это. Может быть, вы, те, кто так хочет понимать, найдете ответы для себя. Свои ответы я еще не нашла.

Дорабатываю последние дни в принесшей мне много светлых и радостных моментов великой Студии Лебедева. Здесь останется много тех, кого мне будет очень не хватать. Галя говорит, что наворачивающимся в моменты писания последних рабочих писем слезам надо радоваться – мне повезло быть и работать среди таких людей, от которых не хочется уходить.

Перебираю и запаковываю в коробки и сумки все нажитое за пять лет, как оказалось, движимое с трудом имущество. :-)

Будущие пять месяцев синие стены кухни будут радовать новых жильцов, и я сама им очень рада. Может, с этого у квартиры на Семашко начнется новая, «парная» жизнь, и она из женско-холостятской превратится в семейно-романтичную обитель.

Кто такой Максим и куда же мы все-таки едем расскажу, пожалуй, позже. Пока что будет просто фото без комментариев. :)

Будущие пять месяцев оседлая, неясная и неясностью своей тяготевшая меня бытность превратится в жизнь на колесах, полную еще большей неизвестности.

Пока что мне сложно и страшно, хотя радостно и дышится свободней даже.

Я мало что знаю, почти ничего не хочу и просто готова идти вперед.

Назад к Балканам или восемь дней в Хорватии.

Часть 2. Лица.

Многие мои знакомые удивляются, как я могу отправляться отдыхать сама. То есть хуже отсутствия отпуска по их мнению может быть только отпуск в полном и гордом одиночестве.

Удивленные девочки за стойками на паспортном контроле спрашивают, еду ли я одна. О том же интересуются стюардессы. Работники отелей, заселяя меня в двухместный номер, который считают по цене за одного посетителя, справляются о том же. Официанты в ресторанах первым делом стараются уточнить, буду ли я есть одна. Понятное дело, что работа у них такая, но разве она включает в себя также плохо скрываемое удивленное поднятие бровей и многозначительное молчание после моего ответа?

А я люблю ездить одна. Когда в руках есть карта большая и как можно ярче с самыми разными знаками и указателями на ней. Указатели туалетов в районах особо туристических мест радуют и вызывают непомерную благодарность. Есть еще мой фотоаппарат. И несколько пленок про запас. На ногах – удобная открытая обувь, а вокруг – исключительно неизвестная и незнакомая мне жизнь во всех ее проявлениях и формах. Мир, люди, те же хорватские коты через видоискатель фотоаппарата выглядят совсем другими. Вдруг пропадают ненужные детали, даже как-то тише становится городской шум, начинают читаться взгляды, настроения, характеры людей, чувствуется теплота разогретых мраморных плит, или прохлада капающей из фонтана воды. После десяти, а то и больше часов, проведенных в режиме просмотра мира через видоискатель, глаза и без него потом сами начинают размывать задний или ближний план, фокусироваться на чем-то одном. Это очень забавляет.

Возможно, огромные двуспальные кровати и балкончики с видом на море в гостиничных номерах в редкие минуты одиночества подвергали сомнениям прелести отдыха «сама по себе», а ночи любви проводить случалось со своими воспоминаниями об увиденном за день, но собственное безмолвие и спокойная свобода дум или же полное бездумье в таких вот путешествиях открывают в самой себе и дарят каждый раз что-то совершенно новое.

Когда ездишь один, всегда можно встретить множество самых разных и интересных людей. Их потом вспоминаешь с улыбкой. Лично я считаю все случающиеся со мной дорожные знакомства самыми большими подарками своих путешествий.

Так, например, таксист из Дубровника, о котором говорилось ранее.

Или славная девочка из гостиницы «Загреб», в которой я провела свои первые два дня в Дубровнике. Она мне постоянно улыбалась и помогала разобраться во всех особенностях работы автостанций и премудростях расписания городских автобусов, рассказывала о жизни в Хорватии, о самых лучших пляжах и вкусных ресторанах с умеренными ценами. В один из них я все-таки зашла и отведала там самую вкусную пасту из морепродуктов.

Дубровник запомнился еще одним славным молодым пареньком, который помогал мне выбрать в подарок любимому брату пляжное полотенце с хорватским приветом. На мою просьбу посоветовать, что может понравиться такому же, как он, по возрасту моему брату, не раздумывая, он указал пальцем на полотенце с изображенной на нем обнаженной женщиной. Я, конечно, улыбалась его шутке, и объясняла, что такие полотенца и на Украине найти можно, и что хочется чего-то с хорватской символикой. Он не долго думал, а после продемонстрировал полотенце с изображением трех таких же не одетых девчат и флагом Хорватии рядом с их загорелыми попками. Не помню, как, но тема от полотенец перешла на женщин реальных. И молодой очаровательный хорват говорил мне, что картинки женщин, даже самых красивых, не нужны никому, что важно слышать голос, видеть улыбку, обнимать девушку настоящую. Это звучало очень мило из уст старающегося заигрывать со мной балканского мачо.

По дороге из Дубровника в Боснию и Герцеговину в автобусе встретился мне прекрасный уроженец боснийского известного на весь мир своей печальной историей города Сараево. Самир – так его звали – все долгие полтора часа поездки рассказывал мне и еще одному нашему новоиспеченному знакомому из Канады о сложностях жизни в военное и послевоенное время, о дурости правительства, о нехватке денег и неоправданно высоких ценах. При этом он улыбался всю дорогу. Такой характерной улыбкой со следом глубокой грусти в глазах. Еще он время от времени вставлял в свои рассказы: «Да нет же, я не жадный к деньгам, мне много и не надо, просто, чтобы на жизнь нормально хватало, чтобы я к своим родственникам на машине ездить мог, а не на автобусе этом!». Самир показывал в окне этого самого автобуса проезжаемые мимо плантации хорватских мандарин, рассказывал, как все Соединенные Штаты Америки питаются ими, делился подробностями о том, как хорватские молодцы ждут туристического сезона, дабы заводить легкие курортные романы с приезжими красавицами, вводил нас с канадцем в курс ценообразования на хорватском рынке недвижимости. Много всего еще повезло узнать от Самира. Нам с ним даже удалось отыскать много общего в жизни простого рабочего класса Хорватии и Украины. Самир всю дорогу держал в руках газету, на страницы которой время от времени отвлекался, а потом показывал на отдельные статьи и фотографии пальцем и возмущенно говорил: «Ну вот, посмотрите, опять пишут про то, как и кто ворует. И все остаются безнаказанными… А вот еще один ушел в отставку. Ну да, а зачем ему работать?! Пришел, заработал, что ему надо, и ушел в отставку дальше отдыхать!».

Самир оказался моим провожатым по боснийскому Мостару на целый день. Он старательно искал для меня на одной автобусной станции людей, которые знают что-либо о месте расположения и расписании рейсов другой автобусной станции, что было совсем непростым занятием – об особенностях городского населения Мостара мы уже узнаем.

Когда мы гуляли по городу, он рассказывал мне, как бомбили главный городской мост и какие за какими части его обрушивались в воды местной реки Неретвы, показывал, на каких холмах стояли отряды сербских войск, откуда они стреляли. Самир два года своей студенческой жизни провел в оккупированном и дрожащем от каждодневных бомбежек Сараево, в югославской войне он потерял не одного друга, двоюродную 20-летнюю сестру, тетю и дядю, еще несколько ближних и дальних родственников. Он знает о войне не понаслышке. Я слушала его с застывшими в глазах слезами. Слушала о том, как мусульмане с сербской кровью погибали в подобных фашистским концлагерям от рук таких же сербов по крови, отличающихся от своих узников только религиозной принадлежностью. Все это происходило в конце 20 века, когда весь мир отходил от напряжения долгих лет Холодной войны и говорил о мире во всем мире.

От Самира в подарок у меня осталась карта Мостара, которую он купил в одной из сувенирных лавок, – на время путешествий это мой любимый подарок. Еще остался его портрет на цветной пленке, для которого он смущенно позировал, несмотря на мои просьбы этого не делать. А в памяти – багаж историй о войне и любви, о лучшем в женщинах и слабостях мужчин, добрые глаза и говорящие больше слов о его жизни глубокие морщины на лбу. Самир кормил меня обедом, помогал мне выбирать себе узорчатые шаровары и шарфы в подарок себе и маме в одной лавочке восточных одеяний, терпеливо ждал меня, старательно и долго работающую над каждым новым кадром. Самир договаривался для меня с подругой своей мамы за жилье для моих последних отпускных дней в Дубровнике, но у меня не получилось этой его помощью воспользоваться.

На прощанье мы обнялись с ним крепко и тепло, как старые добрые друзья, и мне не хватало ни сербских, ни английских слов, чтобы выразить ему всю свою признательность и благодарность, а также родившуюся всего за день глубокую любовь. Спасибо тебе, Самир. :-)

Попутчик из Канады, имя которого я все же позабыла, рассказывал о том, как посвятил свою жизнь национальным паркам Канады, как интересно наблюдать за волками, и как лучше лазить на деревья, чем убегать, спасаясь от мишек Гризли. Говорил о дороговизне Европы и лучших условиях жизни в Канаде. Сравнивал цены в Лондоне сегодняшнем и десятилетней давности. Задавал много вопросов мне и Самиру о жизни в наших странах недавно минувшего социализма, слушал внимательно ответы и сочувственно кивал головой. Дедушка и бабушка попутчика-канадца, оказалось, были украинцами, поэтому он даже немного понимает украинский и чуть на нем говорит, и на Украине он тоже был, на своей исторической родине в Тернополе. Я в Тернополе не была ни разу. :-)

Канадец хвалил мой английский, рассказывал о своей дочке-путешественнице, которая чуть ли не весь мир повидала в свои то ли 25, то ли 28, и с радостью отвечал на все мои вопросы о Канаде, национальных парках, особенностях жизни животного мира, о впечатлениях, полученных в Хорватии и странах других.

Привет тебе, дорогой дядя-канадец из твоей родины по крови.

Всего один короткий день в Боснии и Герцеговине вообще оказался богат на разные интересные лица. Самир и канадец в автобусе, слегка безумный мусульманский старичок, который сидел босой на своих арабских коврах и курил кальян посреди центральной улицы Мостара, а когда я попыталась его сфотографировать, показал мне свой грязный средний палец и так от всей души сказал: «Fuck you!». Другие разодетые в восточные костюмы боснийцы моему фотоаппарату позировали куда охотней, улыбчивые продавцы в лавках делали ощутимые скидки, отдельно снижая цену за то, что я украинка.

Самым ярким воспоминание о Боснии и Герцеговине стала граница по дороге назад в Хорватию. Там мне посчастливилось познакомиться с местными пограничниками. Как-то так оказалось, что, пересекая дважды боснийскую границу и один раз границу Хорватии по дороге из Дубровника в Мостар, – особенности географии региона тут такие – я свободно попала на территорию Боснии и Герцеговины без визы, которая все же была для этого нужна. Целых два пограничных поста меня без визы в страну пустили. Ребята в синей форме со значком «policija» на груди листали страницы моего паспорта, улыбались и протягивали мне его назад, желая счастливого пути. Товарищи-пограничники, взявшие мой паспорт на границе с другой стороны, не улыбались, паспорт отдавать не хотели и вызвали меня в свою маленькую пограничную будочку на допрос. Там я долго спорила по-английски с тремя видными боснийцами в той же синей форме и такими же значками на груди, объясняла, что меня такие же, как они, пограничники два раза пропустили в страну, значит, виза мне не нужна. Про то, что мне не нужна виза, я говорила так уверенно, что преданные своему делу стражи границы всерьез усомнились в своем знании обратного. Старший из них очень серьезно качал головой и с полными осознания величины имеющейся проблемы глазами говорил мне, что это вообще подсудное дело – находиться в стране нелегально. Тут я заговорила с ребятами по-сербски, так как поняла, что мой английский им не очень ясен. Ребятки в синем вдруг взбодрились, заулыбались, говорят: «Что ж ты претворяешься, наша ведь!». Так мы еще некоторое время общались. Спрашивали: «Куда едешь? Когда вернешься к нам опять?» Я отвечала, что еду назад в Хорватию, где у меня не требуют визу, и что не вернусь к ним с таким подходом к делу. Ребята шутили и говорили, что раз я не собираюсь к ним возвращаться, они и паспорт мне не отдадут тогда, и не выпустят вовсе. В это время полный желающими попасть из Мостара в Сплит людьми автобус продолжал ждать одну меня – заезжую туристку из Украины. В конце концов три пограничника и один водитель автобуса сошлись на том, что внешность у меня положительная и не вызывающая подозрений, девушка я симпатичная, а за мои голубые глаза вообще можно меня смело пропустить. Добравшись до Интернета, я первым делом проверила, на самом ли деле украинцам визы в Боснию и Герцеговину нужны. Оказалось, что действительно нужны. :-)

Из лиц дней, проведенных в Сплите, вспоминаются девочки-француженки, которые снимали комнату по соседству со мной. Они каждый вечер варили себе спагетти на ужин, заваривали к ним какой-то соус из пакетика, а потом уносили еду к себе в комнату, где тихо говорили по-французски и ели. Мы с ними мало общались, они почти не говорили по-английски, а мыслить по-французски мне было лень. Да и дома я бывала редко.

В Сплите запомнилась бабушка, которая стояла рядышком с лотком обуви ручной работы, где я примеряла свои будущие сандалии, и рассказывала девочке-продавцу, что такие же сандалии носила и во времена ее молодости, она сама тоже такие носила. Бабулька помогала мне выбрать из двух пар «ту самую» и с интересом спрашивала, что это за страна такая Украина. На всю Хорватию она была одна такая, не знающая Украину, кого я видела.

Еще встретился мне в Сплите Джорджио. Настоящий итальянский итальянец. Наше знакомство началось с того, что он долго ходил за мной по вечерним улицам Сплита, поворачивал на те же переулки, и останавливался у тех же памятников, что и я, а потом все-таки решился заговорить. После мы часа 2 проболтали, сидя на лавочке на набережной. Я была в хорошем расположении духа и мне, видимо, очень хотелось выговориться после почти трех безмолвных дней. Джорджио все время смеялся и мало говорил. На прощанье мы договорились встретиться на пляже на следующий день сутра. И не встретились.

Второй мой сплитский вечер был посвящен мужчине другому. Подобно Джорджио, ходил за мной попятам таинственный фотограф. Туда-сюда все ходил. Приостанавливался, если останавливалась я, и догонял, когда я ускоряла шаг. Эта игра мне нравилась все больше и больше. Тем более, что сего одинокого бродячего фотографа я приметила еще днем, осматривая достопримечательности. Да и с братьями по ремеслу общаться всегда очень интересно.

Но потом фотограф вдруг потерялся. И опять нашелся Джорджио. Он рассказывал, как искал меня весь день по Сплиту, так как не сообразил спросить мой телефон. Когда не нашел меня на пляже, где мы условились встретиться, он направился к месту скопления туристов, искал там, потом отчаявшись еще больше, пошел и купил букет цветов, которые положил у арки, в которую я свернула домой прошлым вечером, когда он меня провожал. В букет цветов он вложил записку, в которой написал время и место встречи. Цветы я видела. Это было смешнее всего. Возвращаясь домой, я бросила взгляд на лежащие на полу ярко-желтые маргаритки и подумала: «Кто и зачем вдруг вот так положил цветы на пол? Такие красивые цветы, а лежат на полу – как так можно?!». Конечно же, я к ним не подходила и записки не видела, из-за чего в назначенное время не пришла. Джорджио был печален и снова счастлив, когда вдруг нашел меня слушающей музыку уличного музыканта на залитой огнями свечей площади дворика Диоклетиана в вечернем Сплите.

За такую романтику, букет желтых цветов и множество комплиментов в мой адрес Джорджио я на самом деле очень благодарна. Он все хотел отправиться со мной вместе дальше по Хорватии, хотя нам с ним было совсем не по пути. Я придумывала для него все новые отговорки и старалась отказываться как можно вежливей. Джорджио отговорок не принимал и все повторял: «Инна, ты очень особенная девушка. Я не могу так, чтобы ты просто уехала…Ты не понимаешь, ты очень особенная девушка. You are a very special girl!» За ставшие моей мантрой в последнее время сказанные дорогим Джорджио слова я ему тоже благодарна, хоть он этого так и не узнал.

Сплит стал городом романтических встреч и комплиментов. Здесь как-то все – от приветливых торговцев на городском рынке, которые делали скидки за все те же голубые глаза, до очаровательного Джорджио – дарили мне свои светлые улыбки и раздавали комплименты.

Главным лицом города Задара стал улыбчивый и увлеченный своим делом работник фото-студии, куда я пришла сдавала на проявку свои отснятые пленки. Мы с ним долго делились своей любовью к пленочной фотографии, обменивались знаниями об объективах и камерах, способах съемки и прочих профессиональных вопросах. Я возмущалась тем, что пленки в Хорватии стоят значительно дороже, чем в Киеве, а я как-то неблагоразумно с собой захватила всего две по 36 кадров. Кстати говоря, вся моя Хорватия уместилась на пяти 36-кадровых и одной 24-кадровой пленках. Хорватский фотограф явно был мне рад. Он с удовольствием взялся готовить для меня индекс-принты моих проявленных пленок – такие распечатанные на одном листе маленькие кадры с пленок. Напоследок он вручил мне одну новую пленку в подарок со словами: «Это чтобы ты могла больше Хорватии фотографировать!». А пленка там стоит порядка 5 евро, я вам скажу. На подаренную хорватскую пленку была снята украинская влюбленная пара, фотографировать свадьбу которой я была приглашена сразу после возвращения из своего отпуска.

Спасибо тебе, хорватский фото-мастер, имени которого я не знаю! ;-)

Еще Хорватия запомнилась лицами как-то ни разу не порадовавших меня иностранных туристов. Вообще встреча с европейскими туристами в Хорватии заставила меня усомниться в моем уважительном отношении к Европе и ее жителям.

Не желающие говорить на каком-либо другом, кроме, немецкого языка, представители Германии. Делающие вид, что в мире существует лишь их язык, итальянцы. Две итальянские девушки, например, на набережной пытались на своем родном языке узнать у меня о температуре морской воды, прежде чем в нее нырять. Мои попытки говорить с ними по-английски ничего не дали. Они упорно повторяли свои итальянские фразы в ответ на мои просьбы перевести все сказанное на английский, улыбались и ждали внятных ответов. Попалась еще одна немка, которая не переставала повторять что-то на своем немецком в одном кафе, несмотря на попытки девочки-официантки объясниться с ней на языке жестов и ее просьбы дождаться другого сотрудника кафе, который по-немецки хоть немного говорит. Вообще в Хорватии уж больно бросались мне в глаза не знающие и пары фраз по-английски европейцы, а также их абсолютная уверенность в том, что тут их в любом случае и обязательно поймут. Для меня все это попахивало какой-то излишней самоуверенностью и отсутствием уважения к стране другой, в которую товарищи туристы приехали отдыхать. Несомненно, обслуживающий персонал в Хорватии старается знать как можно больше языков, и все же было бы неплохо, если бы и сами туристы прилагали хоть немного усилий, дабы облегчить задачу понять их.

От европейцев осадок у меня остался неприятный. Вот.

В местных, как и полагается мне, любительнице Балкан, я осталась влюблена.

Хочется верить, что для кого-то я тоже осталась таким вот приятным лицом, встреченным в Хорватии.

п.с. да-да, фотографии будут!

Назад к Балканам или восемь дней в Хорватии.

Часть 1. Открытки из Хорватии.

Хорватия случилась самым неожиданным образом. Случилась потому, что из всех безвизовых стран, в которые можно поехать отдыхать украинцам, она самая родная моей югославской душе.

За день до вылета были куплены билет на самолет и путеводитель, взята в аренду чудесная по своей вместительности Галина сумка, предупреждены на работе дорогие клиенты о том, что неделю им придется существовать без меня и наслаждаться вниманием менеджера другого.

Вечером, когда я сидела на пляже в Дубровнике и смотрела на ярко-розовый закат с огромным диском золотого солнца где-то над волнами Адриатического моря, все происходящее продолжало казаться нереальным. И даже разъедающая глаза соль все того же Адриатического не помогала окончательно поверить в то, что с земли украинской я перенеслась на землю хорватскую так быстро и вдруг.

Балканская земля для меня по-особенному близкая, она заслуженно считается родиной моей души. Может потому, что именно здесь два года назад она проснулась.

До закатного неба Дубровника были густые облака, окружающие наш самолет, а под ними горы Хорватии и острова в пушистой густой зелени, и бирюзовые побережья, и даже маленькие хорватские машинки, двигающиеся вверх и вниз по серпантинным дорогам.

А потом, на первых метрах хорватской земли, а точнее на плитке пола аэропорта, всюду шагали огромными шагами своих больших и длинных ног высокие и красивые люди. Такие мужчины, от которых нельзя отвести глаз, даже если приходится одновременно смотреть сразу на весь персонал аэропорта. Такие девушки, которые флиртуют, кажется, даже с самими собой, поправляя волосы, глядя на свое отражение в попавшейся на пути стеклянной двери. На этих людей хочется смотреть и смотреть. Еще им хочется улыбаться и подыгрывать их молчаливой игре в легкую и беззаботную жизнь, которая на самом деле полна своих сложностей и забот.

Вообще, если меня попросить сказать о Хорватии всего несколько слов, – а мало говорить я не умею – я бы назвала ее маленькой странной с большими красивыми людьми, у которых большие, горячие и открытые сердца, и все они живут в какой-то таинственной и безмолвной гармонии с окружающей их природой. Сказочной природой.

В Хорватии на улицах не встретить бездомных собак. За целых восемь дней своего активного путешествия по разным хорватским городкам я не встретила ни одной. Зато видела много котов. Хорватские коты в основной своей массе попадались двух цветов: либо белые, либо черные. Пятнистых не было вовсе. Рыжих видела на всю Хорватию двоих. Видимо, местные коты признают представителей лишь одной кошачьей родовой принадлежности и не мешают свою гордую кошачью кровь. А кровь у хорватских котов на самом деле гордая. По ним вообще сразу видно, что коты балканские. Глаза у них такие с характером. Смотрят на тебя долго-долго, не отворачиваясь и не моргая, и будто говорят, что не стоит забывать, что ты на этой земле лишь гость, а они – хозяева. И фотоаппарату эти коты позируют, будто делают одолжение: лениво и не хотя. С первого взгляда на черно-белых хорватских котов вспоминается фильм Кустурицы «Белая кошка, черный кот».

Моя Хорватия, то есть та, которой я ее застала в самом начале сентября, пахла кипарисами, морской водой, жаренной рыбой и одним на всю страну запахом стирального порошка. Про морскую воду, кипарисы и жаренную рыбу все и так понятно, а вот откуда взялся стиральный порошок? Чистое белье в съемных комнатах и отелях и развешанные красивыми радугами между окнами близко стоящих друг к другу средневековых домов пододеяльники и наволочки, проходящие мимо в чистых сарафанах и рубашках местные жители – все в этой стране пахло одним стиральным порошком. Или это вода у них такая пахучая, или работает в Хорватии секретная прачечная, которая обстирывает всю страну – не знаю. Но есть в этом что-то загадочно приятное. Такой себе запах чистой Хорватии.

Принимающая меня без визы Хорватия отличалась гостеприимством на каждом шагу. Радующие своей пунктуальностью, но не стоимостью билетов, ходящие строго по расписанию местные автобусы и аккуратно одетые в брюки и рубашки их водители, и старающиеся говорить на всех известных им языках официанты в ресторанчиках и кафе, и даже владеющие английским языком работники местной почты, приглашающие на свидание таксисты, дающие скидки за голубые глаза продавцы самой красивой доселе виденной мною бижутерии, и те, кто улыбались в объектив моего фотоаппарата – все на улицах и пляжах Хорватии давали понять, что тебе, о дорогой турист, здесь рады. Что примут тебя без визы, покажут красоты своей страны, поделятся секретами балканского оптимизма и проводят назад домой полного сил и радости.

Моя Хорватия начиналась каждый день с контрастного душа, кофе «с собой» из близлежащего кафе – иногда близлежащее кафе приходилось искать полчаса после выхода из дома – и круассана с шоколадом, приготовленным в одной из множества маленьких хорватских пекар. Каждый визит в пекару напоминал мне о моем незабываемом лете в Сербии и, заказывая себе там круассан или слойку с сыром на сербском языке, я чувствовала себя на вершине блаженства.

Кофе пился обязательно где-нибудь на пляже, или на парапете возле фонтана, или на удобно установленной в тени дома лавочке. Под кофе прекрасно и легко читать путеводитель или изучать карту и стоить планы на просмотр достопримечательностей только начинающегося дня. Еще приятно просто жевать и смотреть на проходящих мимо туристов, или местных, или на то, как американские дети гоняют голубей и кричат на них по-английски иногда с использованием нецензурной лексики даже.

Кофе помогал проснуться, круассан – почувствовать силы в теле, чтобы сумка с фотоаппаратом и всякими его принадлежностями переставала казаться тяжелой, а ноги были готовы к километрам пути.

А километров было много. Восемь дней, два из которых были переполовинены прилетом и вылетом, 5 городов и дороги, дороги, дороги.

Дубровник – Мостар (Босния и Герцеговина) – Сплит – Стари Град на острове Хвар – Задар – назад в Дубровник.

Хорватские города все похожи и не похожи друг на друга.

В них на маленьких уютных улочках растут кактусы и цветут разноцветными красками деревья. На траве за оградой чьих-то не всегда ухоженных садиков лежат плоды граната, инжира или зеленых хорватских мандарин.

Улицы вымощены плиткой, про которую во всех путеводителях пишут, что надо аккуратнее с ней обходиться, так как уж больно она отполирована ногами туристов, и потому скользить на ней проще простого.

На крохотных улочках тут стоят маленькие опрятные урны, мусор из которых несколько раз в день забирают на зеленых фургончиках, как раз таких по размеру, чтобы могли поместиться на 1,5 метре расстояния между соседними домами.

Города Хорватии – это свежий хлеб и разная вкуснейшая выпечка из пекар, полные сочных фруктов базары, сувенирные лотки и лавки на каждом шагу.

Это скользкая брусчатка и бесконечное количество столиков кафе, которые стоят так тесно друг к другу, что не сразу можно разобраться, где заканчивается летняя площадка одного и начинается другого. Хорватия – страна уличных гитаристов, которые играют исключительно классику испанской гитары, отчего кажется, будто ты ходишь улицам средневековой Италии как минимум. Мне почему-то они напоминают Италию, точнее представления о ней, так как в самой стране я пока не побывала.

Каждый новый город на моем пути начинался с выбора открытки и заканчивался ее отправлением моему даже не вымышленному герою в Москву. Открытка обязательно покупалась в начале, это был такой себе ритуал, подбиралась она тщательно и долго, чтобы открытка одного города не была похожа по оформлению на открытку другого. Подписывалась открытка, получала марку и отправлялась в почтовый ящик уже после детального знакомства с местом пребывания. На таком же маленьком, как и все в Хорватии, кусочке пустого места на открытке хотела написать что-то главное о городе, несколько слов, которые смогут передать его настроение, а вместе с ним и мое там.

Все началось с Дубровника. В Дубровник меня доставил очаровательный таксист средних лет, он вез меня из аэропорта куда-то к спальным местам Дубровника. Я старалась изо всех сил вспомнить свой не будущий в употреблении два года сербский. Таксист мне в этом всячески содействовал. Один лишь раз с очень серьезным выражением лица исправив мои «Я немного говорю по-сербски» на «По-хорватски, вы имели в виду?», помогал отыскать в памяти правильные формы глаголов и падежей. А доставив меня к нужному месту и получив 35 евро за транспортировку меня и моего багажа, предложил эти самые 35 евро потратить на совместный ужин. Я, конечно же, согласилась. Вот только в назначенное время не пришла. Ведь такие знакомства прекрасны сюрпризами без продолжений.

В открытке писала о Дубровнике, что это город белых котов. Так как попадались мне все только белые. Худые, сонные и очаровательно белые. Потом отыскались и черные, правда, но Дубровник запомнился все же белыми.

Дубровник из всех увиденных городов на побережье оказался самым дорогим и самым туристическим. Количество туристов на метр квадратный тут просто зашкаливало, а неописуемо высокие цены на все и пытающиеся заработать чуть ли не на том, что переведут тебя через дорогу, местные жители в последний день едва не испортили мне все впечатление о Хорватии. Но таких случаев было мало, а поведение местных более, чем объяснимо – они ведь живут на 99% за счет туризма. В конце концов, я научилась с ними торговаться, после чего эта игра стала даже забавлять.

В Дубровнике я ела самую вкусную пасту с морепродуктами, при этом удивляясь раковинам попадающихся в ней моллюсков. В Дубровнике я пополняла свои запасы распечатками автобусных расписаний и рисовала в путеводителе свой хорватский маршрут. Я подглядывала через видоискатель фотоаппарата за прогуливающимися по набережной парочками туристов, отправляла редкие и полные восторга сообщения домой, обменивалась несколькими фразами с проходящими мимо такими же, как я, фотографами, терпеливо выжидала нужные моим кадрам позы черно-белых котов, широко раскрывала глаза при виде огромных тарелок с приготовленными мидиями на столах местных ресторанов – так называемых коноб. В Дубровнике меня дважды с головы до ног обрызгали волны разбушевавшегося и разбивающегося о причал Адриатического моря, следы чего я в виде пятен соли на штанах привезла с собой в Киев. Дубровник стал городом дорого ночлега, сувениров домой, уличных гитаристов, хорватского дождя и местных сладостей в лице вяленого инжира, цукатов и засахаренного миндаля. А еще городом самого вкусного в моей жизни мороженого: вкус яблочного штруделя и крошечные крупицы корицы были подарены Дубровником мне напоследок.

Из Дубровника ранним утром я ехала в Боснию и Герцеговину, в славный и расписанный лучшими эпитетами в путеводителе город Мостар. Он оказался слишком близок к Дубровнику, чтобы я могла проехать мимо него в своем хорватском туре.

Открытка из Мостара подписывалась, сидя на корточках на забытой местной автобусной станции, до которой я добралась каким-то чудом, потому что большая часть местных жителей не знали о ее существовании. В открытке о Мостаре было написано, что поражает в городе диковинное для меня сочетание сербского (боснийского), то есть родного слуху славянского языка и восточных элементов в архитектуре, заваленной турецкими поделками и произведениями мусульманского искусства центральной улочки и боснийской музыки из расположенных на ней же кафе, в которых подают такую же как во всей бывшей Югославии еду. Сербская кровь и мусульманская вера. Следы боевых снарядов и пуль на стенах жилых домов; будто вырванные из окружающего пейзажа куски разрушенных бомбами гражданской войны когда-то белых домиков в проезжаемых мимо деревнях; смотрящие друг на друга верхушки мечетей и православных храмов; мусульманские кладбища посреди города и горожане, которые до сих пор со времени войны 90-х негласно поделены на жителей «этой» и «той» части города и, живя в городе на одной половине, исключают существование половины другой. В Мостаре придется обойти не один квартал в поисках человека, который подскажет, где в городе находится вторая автобусная станция, если, конечно, ты находишься в квартале мусульманской части, а имеешь в виду автостанцию части христианской.

В Мостаре можно расплачиваться сразу тремя валютами: евро, боснийскими марками и хорватскими кунами. Цены там куда меньше туристических хорватских, что увеличивает удовольствие от покупки подарков. Зато бесплатных карт города не раздают, как это делают во всех хорватских местах, где мне удалось побывать.

По дороге в Мостар и самом городе у меня получалось представить себя в кадрах кинопленки старого югославского кино о войне или времени после нее, того кино, что я видела. Небрежно написанные граффити на стенах лозунги за свободу и веру; одинокие развалившиеся дома на фоне зеленых холмов и верхушек гор; залитые солнцем грустные пустующие поля; улыбающиеся своими лишенными пары зубов улыбками пограничники с грязными или же очень загорелыми натруженными руками в простой поношенной синей форме; старые дорожные знаки и разбитые дороги. И глаза, одинаковые глаза на всех этих разных лицах, а в них какая-то глубокая грусть и боль. Рядом с улыбкой на лицах, добротой и открытостью, веселостью и искренней радостью непонятная и хорошо скрываемая глубокая грусть в глазах. Эти глаза полные человеческой силы и стойкости, терпения и смирения, с блеском надежды и веры в лучшее, веры в себя, в бога мусульманского или христианского. У кого-то больше этого блеска, у кого-то он едва заметен, но есть у всех. Я видела его у всех, в чьи глаза смотрела там.

Из Мостара, жуя в автобусе недоеденные еще с завтрака в отеле бутерброды, я отправилась в ставший любимым из увиденных хорватский город Сплит. Сойдя с автобуса на сплитской автостанции, едва поспевая со своими сумками за женщиной, в «апартманах» которой мне предстояло провести целых двое суток, я сердилась и бубнела про себя разные недовольства по поводу увиденного в вечернем Сплите. И машины тут шумели сильно, и людей как-то уж больно много ходило мимо, и женщина, за которой я торопилась, задавала вопросы будто из вежливости и, не слушая ответы на них, все смотрела в сторону. Я ей рассказывала о том, как люблю Балканы, даже старалась говорить по-сербски, а она что-то не была похожа на приветливых югославов. Сплит на первый взгляд показался мне слишком большим и кипящим жизнью, чтобы приносить радость жаждущим покоя и тихого отпуска туристам, как я. Так что после первых 10 минут Сплита я решила не задерживаться тут на запланированные ранее двое суток, а уехать сразу после осмотра основных достопримечательностей. Но, как часто бывает, первое впечатление оказалось обманчивым, и двух суток в Сплите мне совсем не хватило. Сплит влюбил в себя всерьез: не сразу, но навсегда.

Он стал городом всего самого-самого моих 8 хорватских дней. Самого приятного жилья, самого обильного купания в море Адриатическом и, как следствие, самого красного загара, самых вкусных фруктов, самого здорового питания, когда завтрак начинался с кофе, а обеды и ужины были полны витаминов винограда, инжира, дыни и других полезных яств. Сплит подарил самые неожиданных сюрпризы и встречи, самые красивые сандалии, которые искала себе так давно, самые романтические и красивые вечера, самые вдохновленные кадры для пленки моего фотоаппарата.

В открытке из Сплита писала, что в этом городе останавливается время. Это город, где сходятся и сосуществуют вместе разные эпохи от древнего Рима в лице дворца Диоклетиана до нынешнего 21-го века. Средневековые улочки и фасады, древне-римская колоннада и современные кафе на набережной расположены рядом друг с другом, будто так было задумано изначально. Сидя на древних мраморных плитах можно писать и отправлять смски в страну, находящуюся за тысячи километров от места, где эти сообщения пишутся. В Сплите я больше всего никуда не спешила. То есть в Хорватии я вообще никуда не спешила, но в Сплите я не спешила больше всего. Мой сплитский график не был привязан ни к какому автобусному расписанию или еще чему-нибудь. Мне повезло жить в самом центре туристических событий: в исторический центр я добиралась за пять минут, на пляж – за пятнадцать, к месту отправления паромов на близлежащие острова доходила за десять, на изобилующий всеми прекрасными местными фруктами рынок – за три. По вечерам тут в дворике Диоклетиана на ступеньках по всему его периметру сидят люди. На подносах с кофе и вином, принесенных симпатичными официантами удачливо расположившегося рядышком кафе, горят свечи, а эхо разносит в разные стороны трепетный голос уличного музыканта, который поет под гитару всем известные баллады о любви в своей особенной романтической манере. Вот такой вот сюрприз получаешь, поднявшись по лестнице в этот дворик: освещенные пламенем свечей лица влюбленных парочек, завораживающий голос гитары и гитариста, звездное небо над головой и тишина остановившегося на стыке эпох времени.

На набережной Сплита видишь огни десятков дрейфующих яхт и слышишь плеск морских волн. На узких и виляющих улицах попадаешь из глубокой безлюдной тишины в шум веселья переполненных местными горожанами и туристами террас кафе, баров и клубов. Между столиков с бижутерией ходишь часами, изумляясь красоте всех этих браслетов, сережек, бус, ожерелий и восхищаясь талантом и тонкостью работы сотворивших их мастеров. Попивая холодный латте за столиком оного из набережных кафе, наблюдаешь бегающих за мыльными пузырями детей, одиноких хорватских пенсионеров в шляпах, задумчиво глядящих на море, молодую португальскую семью, путешествующую с двумя колясками, тремя детьми, одной няней и огромными чемоданами в придачу. Если смотреть на все это еще и через видоискатель любимого пленочного фотоаппарата, то вдруг лучи низкого вечернего солнца начинают рисовать портреты прохожих особыми красками, а обычные вещи после длительного наблюдения за ними приобретают новые черты и открывают свои секреты.

В Сплите отлично спалось, прекрасно гулялось и великолепно творилось, за что ему спасибо большое. Сплит принес спокойствие и разбудил в сердце любовь.

Часть одного из сплитских дней была посвящена острову Хвар, на который из Сплита полтора часа плывет по морю паром.

8 утра, кофе в картоном стакане, шоколадный круассан, только начинающий просыпаться город в дымке утреннего тумана, балканская музыка в наушниках. А потом опустевшая от испугавшихся дождя пассажиров верхняя палуба, где сидела совсем одна, наблюдая за тем, как вода с неба растворяется в воде морской; редкие парусники и лодки, проплывающие навстречу, и высокие кривые берега показывающихся то слева, то справа островов. После чего целых четыре часа прогулок по Старому Граду – городу острова, на который доставил меня паром.

Открытку отправила даже с острова Хвар. У них там свои печати ставят, в чем я убедилась, разглядывая свою же открытку после доставленной в холодной осенней Москве. В открытке из Старого Града писала о том, как встретилась в море с первым хорватским дождем, как он продолжал идти и на острове, останавливаясь каждые десять минут, как капал прямо сквозь лучи светящего при этом весь день солнца. Еще писала о том, как забавно видеть живущих прямо на острове людей. Не каких-нибудь аборигенов, а таких же, как и я, людей 21 века, только окруженных со всех сторон морем. Я бы тоже так хотела попробовать пожить на острове. Конечно, инфраструктура связи острова с материковой частью Хорватии тут налажена отлично, но все же остров остается островом.

Из увиденного тут мне больше всего запомнилась девушка, которая ехала по набережной на велосипеде, держа огромный желтый зонт в одной руке. Зафиксировать на пленке этот кадр я не успела, но если я закрою глаза и стану вспоминать остров Хвар, сразу увижу залитую солнцем тонкую полоску набережной, плотно одна к одной причаленные разноцветные лодки, залитые мягким солнечным светом белые плитки под ногами, тоненькие капли дождя, блестящие в лучах солнца, и кучерявую девушку, которая весело крутит педали на своем велосипеде с огромным желтым зонтом над головой. Красота храмов и домов острова ничуть не уступает красоте архитектуры материковой части Хорватии, а вот встретившиеся мне здесь пляжи дикие и почти безлюдные, как и полагается острову, я думаю.

Улыбнувшись напоследок очаровавшему меня Сплиту, я отправилась дальше на север в последний из запланированных на восемь дней хорватский город – Задар. По дороге в Задар в небе впервые в жизни увидела облако в форме сердца, так что в Задаре я ждала небывалой романтики и чудес.

Но почему-то этот город порадовал меня меньше всего. Как-то все давалось мне тут не просто так. Все началось полным отсутствие желающих предложить свое жилье в аренду местных тетенек возле дверей автобуса, с которого я ступила на славную землю Задара, и закончилось доброжелательным охранником автостанции, который вежливо попросил меня покинуть зал ожидания, закрывающегося в десять вечера вокзала, после чего я просидела еще 45 минут просто на холодной улице, дожидаясь своего автобуса назад в Дубровник. Дяденьке охраннику я так и сказала, что нельзя так работать: отправлять автобусы по ночам, а закрывать теплые залы ожидания в 10 вечера.

Ну да ладно. Несмотря на все это, Задар оставил множество светлых воспоминаний. Поиски ночлега меня привели в хостел, где шумно обсуждали планы на вечер студенты-европейцы. И хоть все они очень мне обрадовались, а я обрадовалась им, койко-места для меня в хостеле не нашлось, и я побрела дальше. Ранее упомянутые мною туристические центры, гостеприимно обустроенные по всей Хорватии, на этот раз по-настоящему мне пригодились – светловолосая девочка отыскала мне свободную комнату, вручила целую стопку туристической литературы и поведала о самых интересных задарских местах.

Чудо, больше всего поразившее меня в Задаре, находится на набережной. Начнем с того, что набережная Задара оказалась самой большой и просторной из всех посещенных мною хорватских набережных. Я часа два гуляла по ней босиком и в конце-концов пришла к тому, о чем почему-то не написали в путеводителе. Городской орган – ударение на последний слог, пожалуйста. :-) Такое себе совместное произведение мысли архитекторской и инженерной: сооружение из труб, особым образом встроенных в плиты набережной, которое позволяет слышать музыку моря. Волны и ветер тут круглые сутки дают свои импровизированные концерты, рождая самые разные звуки, и можно сидеть так часами, смотря в синюю морскую даль и слушая музыку моря.

В открытке из Задара писала, что тут, как и в Сплите, замирает время. Также сходятся эпохи, начиная с далекой древности, а прогулки по узким улочкам лишены всякой спешки. Задар запомнился самой вкусной кукурузой гриль, которой я обедала и ужинала, одиноким и побитым, видимо, в неравном бою черным котом, позировавшим для моей камеры, не знающими о месторасположении пляжей в городе местными продавцами в сувенирных лавках, желтыми крышами домов с верхушки колокольни, десятком одновременно выходящих в море и красующихся на синих волнах белых парусников, странным расписанием городских автобусов, согласно которого автобусы в городе ходят с каким-то непонятным и мало удобным интервалом, и одним единственным дядечкой, предлагающим морские экскурсии, сидящим весь день на пирсе в белом моряцком берете.

А вечером рядом с городским органом – ударение все также на последнем слоге – открылось еще одно чудо: так называемый памятки благодарности солнцу. Огромный круг на земле, в котором, хаотично меняя цвет, загорались спрятанные под стеклянными плитами лампочки. Обнимающиеся влюбленные сидели прямо

на этих плитах, а полные восторга счастливые дети бегали по то зажигающимся, то гаснущим стеклянным квадратам, пытаясь ловить зеленые, красные, синие и желтые огоньки.

Из Задара я уезжала уставшая, счастливая и немного грустная, с чувством того, что Хорватию хочется еще открывать и познавать, и глубокой благодарности за все то, что уже было открыто и увидено. Шесть часов едущего по ночной, но не спящей Хорватии автобуса возвращали меня в Дубровник.

п.с. а фотографии готовятся к печати; обещаю, будет очень красиво ;)