По новостям передают, что в Хорватии отменяют занятия в школах из-за жары, а Анечка из Парижа (Вербицкая, которая отбывает там свою стажировку) передает мне, что там все ходят в куртках и пытаются согреется в холодных стенах своих домов. Вообще-то забавно смотреть местные новости, точнее не совсем местные – по хорватскому каналу. Передают репортажи из Дубровника – одно из самых известных туристических мест в Хорватии – про то, как там люди прыгают с пирса в не совсем безопасном месте, веселые хорватские парни раздают интервью, а выглядит это, как будто местное киевское телевидение выехало в субботу в Гидропарк снимать сюжет о грязной воде Днепра! Только это ж Адриатика! С такой лазурной водой и такими не низкими тарифами на путевки туда – во всяком случае подороже 50 копеек на жетон для метро! Мне просто было смешно смотреть сегодня за ужином эти новости.
А еще 1-го сентября я тут узнала, что в сербских школах отсутствует традиция дарить в этот день учителям цветы, мне стало приятно за наши школы и традиции. Все-таки учитель – это труд далеко не легкий.
Сегодня в асе одна моя подруженция (мы с ней особенно дружим в вопросах философии, литературы, истории и прочего «высокого») спросила меня, в каком произведении Маяковского используется слово «любеночек». Знала, кого спросить, это мое любимое место у него. Так как на работе делать было нечего, тут же зашла в инет, нашла «Облако в штанах» и, как говорится, тряхнула стариной. Когда-то эти строки знала на память. Что меня особенно поразило, так это совершенно новое восприятие фразы « иду красивый двадцатидвухлетний»… Хорошо помню, как на уроках литературы в 10 или 11 классе (не помню, когда именно мы его разбирали) Маяковский представлялся таким большим, красивым, взрослым дядечкой! Ударение на последнем слове! А ему, оказывается, только 22 было. Мне 22 уже 2 месяца и я далеко не Маяковский и, что самое возмутительное, совершенно не чувствую себя большой, серьезной и взрослой! Боже мой, это же всего 22! Тогда, в 16, мне казалось, в таком возрасте люди знают все и точно женятся! Ха-ха!Итак, мой любимый отрывок из «Облака в штанах», как по мне, очень дергает струнки в сердце:
Сегодня в асе одна моя подруженция (мы с ней особенно дружим в вопросах философии, литературы, истории и прочего «высокого») спросила меня, в каком произведении Маяковского используется слово «любеночек». Знала, кого спросить, это мое любимое место у него. Так как на работе делать было нечего, тут же зашла в инет, нашла «Облако в штанах» и, как говорится, тряхнула стариной. Когда-то эти строки знала на память. Что меня особенно поразило, так это совершенно новое восприятие фразы « иду красивый двадцатидвухлетний»… Хорошо помню, как на уроках литературы в 10 или 11 классе (не помню, когда именно мы его разбирали) Маяковский представлялся таким большим, красивым, взрослым дядечкой! Ударение на последнем слове! А ему, оказывается, только 22 было. Мне 22 уже 2 месяца и я далеко не Маяковский и, что самое возмутительное, совершенно не чувствую себя большой, серьезной и взрослой! Боже мой, это же всего 22! Тогда, в 16, мне казалось, в таком возрасте люди знают все и точно женятся! Ха-ха!Итак, мой любимый отрывок из «Облака в штанах», как по мне, очень дергает струнки в сердце:
Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!
Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское.
И вот, громадный, горблюсь в окне, плавлю лбом стекло окошечное. Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная? Откуда большая у тела такого: должно быть, маленький, смирный любеночек. Она шарахается автомобильных гудков. Любит звоночки коночек.
Еще и еще, уткнувшись дождю лицом в его лицо рябое, жду, обрызганный громом городского прибоя.
Полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала,- вон его!
Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного.
В стеклах дождинки серые свылись, гримасу громадили, как будто воют химеры Собора Парижской Богоматери.
Проклятая! Что же, и этого не хватит? Скоро криком издерется рот. Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот,- сначала прошелся едва-едва, потом забегал, взволнованный, четкий. Теперь и он и новые два мечутся отчаянной чечеткой.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы - большие, маленькие, многие!- скачут бешеные, и уже
у нервов подкашиваются ноги!
А ночь по комнате тинится и тинится,- из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.
Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала: "Знаете - я выхожу замуж".
Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь. Видите - спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: "Джек Лондон, деньги, любовь, страсть",- а я одно видел: вы - Джоконда, которую надо украсть! И украли.
Опять влюбленный выйду в игры, огнем озаряя бровей загиб. Что же! И в доме, который выгорел, иногда живут бездомные бродяги!
Дразните? "Меньше, чем у нищего копеек, у вас изумрудов безумий". Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий!
Эй! Господа! Любители святотатств, преступлений, боен,- а самое страшное видели - лицо мое, когда я абсолютно спокоен?
И чувствую - "я" для меня мало. Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца. Скажите сестрам, Люде и Оле,- ему уже некуда деться. Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома. Люди нюхают - запахло жареным! Нагнали каких-то. Блестящие! В касках! Нельзя сапожища! Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках. Я сам. Глаза наслезненные бочками выкачу. Дайте о ребра опереться. Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. Не выскочишь из сердца!
Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское.
И вот, громадный, горблюсь в окне, плавлю лбом стекло окошечное. Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная? Откуда большая у тела такого: должно быть, маленький, смирный любеночек. Она шарахается автомобильных гудков. Любит звоночки коночек.
Еще и еще, уткнувшись дождю лицом в его лицо рябое, жду, обрызганный громом городского прибоя.
Полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала,- вон его!
Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного.
В стеклах дождинки серые свылись, гримасу громадили, как будто воют химеры Собора Парижской Богоматери.
Проклятая! Что же, и этого не хватит? Скоро криком издерется рот. Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот,- сначала прошелся едва-едва, потом забегал, взволнованный, четкий. Теперь и он и новые два мечутся отчаянной чечеткой.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы - большие, маленькие, многие!- скачут бешеные, и уже
у нервов подкашиваются ноги!
А ночь по комнате тинится и тинится,- из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.
Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала: "Знаете - я выхожу замуж".
Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь. Видите - спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: "Джек Лондон, деньги, любовь, страсть",- а я одно видел: вы - Джоконда, которую надо украсть! И украли.
Опять влюбленный выйду в игры, огнем озаряя бровей загиб. Что же! И в доме, который выгорел, иногда живут бездомные бродяги!
Дразните? "Меньше, чем у нищего копеек, у вас изумрудов безумий". Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий!
Эй! Господа! Любители святотатств, преступлений, боен,- а самое страшное видели - лицо мое, когда я абсолютно спокоен?
И чувствую - "я" для меня мало. Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца. Скажите сестрам, Люде и Оле,- ему уже некуда деться. Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома. Люди нюхают - запахло жареным! Нагнали каких-то. Блестящие! В касках! Нельзя сапожища! Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках. Я сам. Глаза наслезненные бочками выкачу. Дайте о ребра опереться. Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. Не выскочишь из сердца!
…
Вот так. Кому интересно вспомнить весь текст, пожалуйста: http://www.classic-book.ru/lib/al/book/601
Потом, когда ехала с работы домой, болтала с нашим новым стажером – Паскуалем из Италии! Он знает Маяковского. Правда все знания сводятся к тому, что тот был коммунистом ;)
Я пообещала устроить ему ликбез по футуризму и русской литературе вообще!
Вот так. Кому интересно вспомнить весь текст, пожалуйста: http://www.classic-book.ru/lib/al/book/601
Потом, когда ехала с работы домой, болтала с нашим новым стажером – Паскуалем из Италии! Он знает Маяковского. Правда все знания сводятся к тому, что тот был коммунистом ;)
Я пообещала устроить ему ликбез по футуризму и русской литературе вообще!
05.09 (20 days left)
Mood: хорошее! Зарплату дали как-никак!
Music: Bon Jovi “Cross Road – the best of Bon Jovi”
Music: Bon Jovi “
2 комментария:
действительно,сейчас воспринимается совсем по-другому,чем в 11 классе!
Вот-вот, а мне казалось, это было совсем недавно! И что я уж никак не поменялась :)
Отправить комментарий