«Давай с тобой не будем отпускаться! Ты не будешь отпускать меня, а я не буду отпускать тебя. Хорошо?»
Так говорил висевший на мне Костик,
крепко обхватив своими 4-летними руками мою шею и плотно зацепившись не по-детски
сильными ногами за поясницу. Я же, та, которая старается говорить правду, особенно
детям, не могла ответить согласием на его просьбу и искала доступные детскому
пониманию оправдания тому абсурдному факту, что в машине, где на заднем сидении
места хватит на целую бригаду, сегодня он поедет один. А я, его верная подруга, останусь с обратной
стороны лобового стекла и буду любвеобильно махать ему на прощание руками.
Чем больше Костя сопротивлялся такой правде
и сильнее впивался детскими ручонками мне в затылок, тем яснее я понимала ― вот
оно, мое лето. Лето детей, солнца, нежности и улыбок. И вместо того, чтобы
корчить грустную гримасу разлуки, улыбалась ему во все свои зубы. Улыбалась Косте,
висевшему у меня на руках, а вместе с ним еще одному, другому, который на
неделю раньше уехал домой, улыбалась Кире, Богданчику, Кириллу, двум Мишам,
двум Настям, одной Александре, Соне, Эдику, Лие, Валерчику, Алине, Максиму, Данилу
и даже Леше. Улыбалась тем, чьи имена помнила, и тем, чьи нет. Улыбалась
проносившимся в голове лицам, улыбкам, голосам, смеху, подмигиваниям, веснушкам,
ямочкам на щеках, длиннющим ресницам, разукрашенным зеленкой коленкам, приклеенным
на плечи переводкам, сгоревшим на солнце краснючим носам. Улыбалась всему калейдоскопу
детей, пронесшемуся перед моими глазами этим летом. Детей, которые помогли мне
вспомнить, откуда я родом.
Я родилась и выросла на море. По маминым
рассказам, все летние дни моего детства проходили на раскаленном песке, в
соленой воде, в тени пляжного зонта или под навесом детской коляски. Я помню,
как вместе с братом, только что вылезшие из воды и укутанные полотенцами, мы
усаживались на подстилке и по очереди открывали свои ротики навстречу ложкам с
борщом, супом, кашей, сладким булочкам и всему тому аппетитному, что заботливая
мама брала на море в стеклянных, пластмассовых или картонных баночках и коробках.
Вкуснее еды, чем где-то там посреди шумного пляжа из маминых рук, не придумать
и не найти.
Летом мы бегали на море по два, а то и
больше раза в день. Море тогда становилось местом наших достижений и побед,
местом силы. Каждый день мы придумывали все новые и новые задачи, становясь
мастерами подводного и наводного плаванья и украдкой посмеиваясь над боязливыми
приезжими из других городов, которые дрожали, заходя в море, а потом со всей
силы зажимали пальцами нос и зажмуривали глаза, уходя под воду с головой.
Нет, мы, местные, были совсем не такие.
Мы ныряли всегда только с открытыми носами и глазами. И даже в ледяную воду
заходили смело, не подав виду, что где-то там внутри все может дрожать. Дрожать
было нельзя. Дрожали только они, белотелые и бледнолицые приезжие, те, кто,
может быть, в первый раз в жизни увидел море.
Местные
же занимались задачами посложнее. Мы ныряли и задерживали дыхание под водой на все
больше секунд с каждым разом, устраивая между собой соревнования на звание
самого лучшего водолаза. Потом,
собравшись с силами, всего на оном вдохе плыли под водой как можно дальше от
берега, и каждый сантиметр расстояния был на счету, мы плыли так самозабвенно,
что потом, вынырнув на поверхность, жадно хватали ртом драгоценный воздух,
которого в легких не оставалось совсем.
Вода
была нашей стихией. Мы жили в ней, и каждый представлял себя «человеком-амфибией». В воде мы могли находиться сутками, все время
выдумывая себе новые приключения. После долгих тренировок и падений, каждый из
нас мог стоять и ходить в воде на руках, кувыркаться по десять раз вперед и
назад, не выныривая при этом. После таких акробатических трюков кружилась
голова, но мы все равно с каждым разом пытались увеличить количество кувырков
хотя бы еще на один.
А, помню, любимым делом было поднимать
друг друга на руки, как младенцев, и носить взад и вперед вдоль берега. Что там
друг друга, куда веселее было поднять маму, папу или бабушку, чтобы потом качать
их на волнах, воображая себя супер-силачами. Море делало нас сильными, и мы
любили его. Мы забирались к друг другу
на плечи и устраивали себе трамплины разных уровней сложности, прыгая «рыбками»,
«бомбочками» и делая сальто в разные стороны. Мы плавали на глубину и ныряли
рассматривать приросшие к камням мидии, изучали медуз, выкинутых на берег
волной, рылись в сетях у рыбаков в поисках рачков (креветок), находили где-то камеры от старых
колес и сооружали из них себе корабли дальнего плаванья.
Но самым чудесным временем на море был
шторм, когда волны поднимались высоко и толкали нас вперед и вверх с такой
силой и скоростью, что мы едва успевали набрать в легкие воздух перед новым
толчком. Волны на море мы чуяли издалека по грозной синеве в небе. Тогда для
нас начинался настоящий праздник. Из воды в дни шторма вообще никто не выходил.
В то время мы сами становились водой, угадывали ход каждой волны и старались слиться
с ней, чтобы вместе с пеной, захваченные в объятия неистовым потоком, нестись
на берег с огромной скоростью, едва успевая удерживать на лету свои плавки и
купальники, срываемые прочь силой стихии.
Я помню, как мы купались в море под
дождем, и тогда вода морская казалась гораздо теплее дождевой. Дождь переставал
лить, а мы замечали это только, когда в море опускалась радуга… Мы любили море,
любили лето, мы становились такими свободными, отдаваясь силе природы и силе
жизни, спрятанной в каждом из нас.
Еще с детства я привыкла к соли на коже
и жестким от морской воды волосам. Я знаю, как пахнет море, когда заканчивается
лето, или в начале июня, или в середине августа. Я столько ночей провела, лежа
на тоненькой подстилке на остывшем
морском песке в ожидании августовского звездопада, и столько падающих звезд видела
под звуки целующихся волн. Я помню, как
разглядывала светящиеся ночью в черной воде медузы, как устраивала танцы огня,
оставляя руками фосфорящиеся линии на воде в ночном море, помню, как затихало
все вокруг, когда я лежала на воде, окутанная светом луны, и сама становилась луною
на этой время.
Море ― это мой мир, мир моего детства! И
этим летом я опять вернулась в него.
Мне снова везет все лето жить у
моря. А там, где есть море, всегда есть те, кто приезжает в отпуск, всегда есть
друзья и родственники, всегда есть дети.
Этим летом я не очень хорошо замечала
дни недели, даты и даже месяцы. Я пропустила несколько дней рождений своих
друзей, совсем их не поздравив, не из-за забывчивости, или невнимательности, а
по причине того, что на какое-то время календарь в принципе перестал
существовать. Исчезли «10 июля» и «21 августа», «понедельник» или «четверг»,
остались только дни, «когда мы поедем на косу», «когда мы все вместе будем
делать мороженое», «когда соберемся мазать друг друга глиной», «когда Вишенка
родит котят», «когда будет день поедания самосов» и так далее.
Время суток тоже отказалось от часовых
рамок и привычных названий. Мы просто знали, что встали поздно, потому что
солнце уже высоко, и птицы поют во всю, разрывая своим пением тишину утра.
Знали, что встали рано, видя едва розовеющие
края облаков на рассвете. С моря пора
было возвращаться тогда, когда солнце слишком жарило в спину, и все больше
пляжных зонтов открывалось навстречу небу. Обеденный сон объявлялся
повсеместным затишьем, когда даже дворовые собаки и коты прятались в тень под
столами, деревьями или лестницами, разрешая себе поспать часок-другой. Если
всем хотелось есть арбуз, значит наступал полдник. Когда неугомонное вечернее стрекотание
сверчков замедлялось, далекий лай собак становился все настороженней, а ёжики
выходили из своих жилищ в поисках ужина, было ясно ― всем пора спать. Тогда мы
поднимали голову навстречу сказочной огромной луне, желали котам спокойной ночи,
подкладывали ёжикам под деревья гостинцы, давали наставления собакам храбро
караулить двор и отправлялись видеть сны.
У нас есть свое уютное небольшое кафе в
маленьком курортном поселке на берегу большого Черного моря. Летом здесь всегда
много работы и разных дел, а еще много приехавших отдыхать на море детей и их
родителей. Родители и дети успевают вдоволь пообщаться между собой дома, в
своих маленьких квартирах в больших городах стран нашей и ближнего зарубежья. В отпуске их интересы
часто расходятся. Дети хотят играть, приключений и авантюр. Родители хотят отдыхать,
высыпаться, быть в тишине, читать давно не читанные книги, смотреть привезенные
в ноутбуках «фильмы для отпуска» и, в конце концов, просто общаться, болтать, сплетничать,
сидеть за чашкой кофе или за рюмочкой чего-нибудь другого с такими же
отдыхающими по соседству родителями. Именно поэтому здесь, на море, родители и
дети часто добровольно отказываются от компании друг друга.
Предоставленные самим себе, в поисках
приключений после долгой беготни по двору дети попадают в кафе. Сначала они
робко стоят за кулисами и смотрят, как мы спешим и суетимся, обслуживая
клиентов, как завариваем чай, аккуратно укладывая веточки мяты и дольки лимона
в чашку, как нажимаем на кнопки блендера, взбивая молочные коктейли, как крутим
шарики мороженого специальной круглой ложкой. Наблюдая, дети замирают,
затихают, застывают. Они стоят с открытыми ртами, боясь пошевельнуться или
издать любой неосторожный звук. Они молчат и мечтают быть там, где носят
стаканы и тарелки, взбивают коктейли, поливают мороженое шоколадным соусом и
красиво укладывают сверху ягоду вишни.
О, как они хотят оказаться там, в этом
большой игре в настоящее кафе. Одна, две, пять, пятнадцать минут, и их мечта
берет верх над робостью, ― дети становятся все заметнее. Они пританцовывают
плечами или коленками в такт доносящейся из кафе музыке, потом подвигаются все
ближе к месту основных действий, и, наконец, словив момент, когда без их помощи
точно не обойтись, оказываются под рукой, подхватывают вилки, миски, венчики, и
понеслась!
Это лето я окрестила летом вафель,
домашнего мороженого, фруктовых коктейлей, клубничного сорбета, шоколадного
соуса, кофе со специями, карамели, лимонада, соуса из малины пронзительного розового
цвета, пряностей, кукурузы и … Детей.
Так ярко, так много, так весело, так
смело и так всепоглощающе дети не врывались в мою жизнь давно. Они заполняли
собой все щели в пространстве и времени, они разрушали все законы и правила, они
шли революцией по обыденности и повседневности. Дети стучали мне в окно в
секунду, следующую за секундой моего пробуждения; они забирали у меня с тарелки
последний кусок любимого пирога; они обрызгивали меня ледяной морской водой
именно тогда, когда мое тело только-только начинало согреваться под лучами
солнца; они заставляли меня, уставшую и ленивую, присевшую первый раз за день,
подниматься и идти мазать им бутерброды, варить макароны или наливать стакан холодного
лимонада; они путали мои волосы в попытках заплести свой вариант косы; они
целовали меня своими крошечными розовыми губами настолько обезоруживающе, так
нежно и искренне, что других, взрослых, «настоящих»
поцелуев мне больше не хотелось.
Без конца и перерыва, сменяя один
другого, они говорили, рассказывали, повествовали, они делились своими
историями, большими приключениями, маленькими секретами «на ушко», увиденным во
сне, загаданным на день рождения, подсмотренным через открытую дверь.
Они кричали, хохотали, хихикали, пищали,
пели, кривлялись, гримасничали, надували щеки в обиде, закрывали уши, не желая
слушать замечания, опускали глаза ― наказанные, и поднимали их к солнцу ― прощенные.
Они удивлялись и радовались, плакали тоже, требовали к себе внимание и
возвращали в ответ внимание, умноженное в десятки раз.
А потом уставшие они засыпали: на руках, на ступеньках, на горе пледов, в
пыльном старом кресле, на деревянных лавках; в обнимку с котами, с мыслями о
ёжиках, в мечтах о новом дне; со следами шоколада на щеках и мороженого на
футболках; крепко прижав к себе чью-то руку, уютно умостившись подбородком на
чьей-то груди, с улыбкой на лице и обязательно растрепанными, лохматыми
волосами.
Но даже такие, выдохшиеся, спящие,
тихие, гуляющие в своих снах, они жили!
Каждый момент, каждую секунду, каждый вдох и выдох. И я жила ― мне
приходилось― вместе с ними, позабыв обо всех догмах, учениях, практиках,
медитациях, не имея ни единого шанса уходить в себя, в свои размышления и вопросы,
я жила каждое мгновение, без «прошлого» и «будущего», впервые в обычной повседневной жизни увидев, как это
жить «здесь и сейчас».
